Сила природы?(Часть 2)

Как я обожал баню, особенно после такого ужасного, муторного утра. Ведь с этой нечистью никакой личной жизни! Я вздохнул, да и с даром моим или лучше назвать это всё профессией.… Хотя должность моя мне всё равно не нравится. 
Я вышел в предбанник и подошел к зеркалу в резной раме, оно было единственное, что удалось спасти от вездесущего дуба, и то не потому, что было ценно, а потому, что было заговорено. 
- Митя, ты, что опять пил? – прошуршало оно. 
Бля, я, когда первый раз это услышал, был в шоке. Но сейчас уже проще отношусь, оно безобидно, но постоянно норовило поставить меня на путь истинный. И поэтому я его в бане повесил, а не в горнице, оно бы меня замучило своими постоянными вопросами. Создавалось впечатление, да и подозрения у меня были, что дуб его повредил, и оно теперь только и задает глупые, ненужные вопросы… 
- Нет, это было позавчера. 
- Это ты еще не отошел, касатик? 
- Нет, это я уже поработал. – Отвечать ему было необходимо, иначе у него заедало и оно повторяло последний вопрос по сто раз в минуту. Я был уверен, что в далеком прошлом оно служило мачехе Спящей красавицы. И та его так достала, что оно теперь отыгрывается на мне, по полной программе, я бы сказал.
- Воспользовался бы моим советом, не было бы у тебя таких синяков, Митенька, я бы тебе открыл тайну… - я удивленно вперился в зеркало, оно отражало мою небритую рожу и я машинально взял бритву и нанес на щеку пену для бритья.
Во-первых, оно ассоциировало себя с особью мужского пола! Во-вторых, оно впервые говорит нормально! И, в-третьих, кажется, я прекрасно понимаю мачеху Спящей красавицы… 
- И что ты там в своих стеклянных мозгах хранишь? 
- Отражение, подчас, Митенька, говорит больше, чем сущность. – Загадочно изрек кусок стекла. Мне проще было относиться к нему именно так, потому что если бы я ассоциировал его с чем-то живым, давно свихнулся. Хотя некоторые утверждают, что я давно спятил. 
- Ну? – подтолкнул я его, поднося бритву к щеке. 
- Я видел много отражений…. И твое мне говорит о многом, тебя ждут великие дела… 
- Слушай, ты ж не пророк, а зеркало, принадлежащее когда-то властной и горделивой особе женского пола. – Я добрил одну щеку и был благодарен тому, кто заговаривал это зеркало, когда оно говорило, то звук как будто происходил с самой поверхности, без лишних эффектов, что не мешало мне бриться и вообще лицезреть себя любимого. 
- Это так, и поверь, Царица была очень зла… и последний раз, когда я ее видел, разбила меня. – Печальный вздох. – И по сущей глупости… узнала, что я мужчина. – Я поперхнулся и откинул бритву. 
- Что-то ты разговорился. – Заключил я и стер полотенцем остатки пены. Умылся и снова взглянул на себя. – Она что была феминисткой? – зеркало вздохнуло еще раз и изрекло:
- Раньше такого слова не было, Митенька. – Я приблизил лицо к зеркалу и теперь сам вздохнул. 
Ночи напролет неспамши, постоянные стрессы, делали из меня ходячий труп. Слишком бледная кожа, хотя я находился на свежем воздухе большее время суток, сейчас действительно была почти как лист бумаги, с официальным прошением о запрете на въезд в мои владения. Точнее, ту бумагу я писал за Рости… ему, видите ли, не нравилось, когда по его болотам шумными компаниями гуляла молодежь. Даже пришлось со стороны дороги натянуть колючую проволоку, а то его нытье под моими окном также грозило мне бессонными ночами. Глаза у меня раньше были зелеными, но сейчас от былого цвета остался лишь бледный след. Это не потому, что я устаю как волк, нет, это потому, что нечисть накладывает свой отпечаток. И, странным образом, это видно по глазам,… зато волосы до сих пор пышут здоровьем, и естественный блондинистый оттенок никуда не делся, даже стал более насыщенный. Хотя это может быть все из-за того же контакта. 
Вообще, на человека, не знающего лес и не думающего, что тут еще могут жить ведьмы и всякого рода существа, он действует удручающе и только пьяные подростки, из деревни поблизости, могут еще тут шататься. 
Я не знаю другой жизни, я воспитывался Рости и Марьей, под ехидные комментарии Еремы… Я здесь слишком давно, чтобы мечтать о другом существовании, поэтому мой вид, слегка уставшего человека, меня не слишком расстраивал. Ведь, как я уже говорил, личной жизни у меня нет. – Будет. – Прошелестело зеркало. 
- Хм… только этого и не хватало, кого мне пророчишь в суженные? – но оно впервые не ответило. Я озадаченно посмотрел в его серебряную глубь, но кроме своей уставшей физиономии ничего не узрел. 
Тело приятно ныло и я, потягиваясь, накинул рубаху и натянул джинсы. Кстати, рубаху мне тоже Манька презентовала. А вот джинсы Ерема припер откуда-то, были у меня подозрения, что стянул он их на речке у отдыхающих, но меня это мало волновало. Больше сейчас меня заботила проблема болтливых зеркал и беременность моей подруги бабы-яги. 

Я вышел из бани и вдохнул полной грудью, вдохнул и закашлялся. 
Передо мной висел сидхе. Руки в боки, крылья растопырены, на мордочке недовольство, за шкирку его держала Манька. 
- Вот, Митенька, поймала у границы, прямо на выходе! Бежать решился, ирод! – потрясла им она. Я старался держать на лице серьезное выражение. Хотя с каждой минутой это делать становилось все сложней и сложней, а когда заморское чудо залепетало, я думал, что умру от смеха:
- Ми не скрываться! Ми бежать от позор! И люди! Ми не делать с Мания того, чего делать другие! Ми самый честный и благородный! Ми восхвалять прекраснейшую, но ничего общего с ней делать не хотеть! Дети после этого рождаться уроди! Ми не моги так, ми… - Манька уловила, видимо, только последнее и встряхнула сидхе, заставила его прекратить свой лепет. 
- Заглохни! Это ты сейчас так лепечешь, а когда меня имел, небусь, не думал об уродах в потомстве! И это ты меня еще не видел во всей красе, вот как сейчас скину одежды! – я заржал, а вот сидхе отшатнулся, только я успел замаскировать смех под кашель и согнулся пополам, а сидхе затрепыхался в морщинистых пальцах и попытался взмахнуть прозрачными крылышками, но Манька держала крепко. – Ага, сразу рыпаться, а как спьяну, то не брезговал! 
- Ми клянусь Мерлином Великий волшебник, не брали, не надругались! Не видели! Не слышали и хотим отсюда улететь! – меня насторожило желание сидхе смыться, и оно явно было продиктовано не Манькиным прищуром. 
- Так, товарищи несостоявшиеся влюбленные, в дом. – Скомандовал я, Манька встряхнула его за шкирку и потопала в избу, придерживая юбки. Я замыкал шествие. – Мань, отпусти его и растопи печь. 
- Жарить будем? – азартно потерла руки баба-яга, сажая сидхе на край стола, тот сжался и в ужасе округлил глаза, замахал руками. 
- Марья Яговна, ты за кого меня принимаешь!? Я есть хочу, но в мое меню не входят недоэльфы. 
- Аааа сейчас сделаю тебе кашки, погоди! – воскликнула она и помчалась к печи, загремела и затянула какую-то современную попсовую песню. Я покачал головой и присел рядом с поникшим сидхе на табурет. 
- Уж будь добра. – Проворчал я и уставился на него. – Луамозиильке, что подвело тебя к черте? – спросил я проникновенным голосом. Пока его имя понял, четыре листа извел и два карандаша сломал, поэтому полным его именем пользуюсь редко, а зовем мы его обычно просто «Лу». Сидхе поник совсем. – Лу? 
- Ми невиновен. – Я вздохнул. 
- Я пока тебя не обвиняю, я спрашиваю. 
- Ми эмигрируем. – Насупился он. Я даже рот открыл, я помню, как он меня уговаривал на прописку, как умолял не выгонять…. А что теперь? Неужели из-за бабы-яги? 
- Лу, какого лешего, ты собрался эмигрировать? – воскликнула Манька из-за печки. Сидхе содрогнулся, но упрямо сложил руки на груди и сжал губы. 
- Не твоего ума дело, старая, немощная недоженщина! – я так и открыл рот. – Ми не обязаны отчитываться перед такими, как ты, на тебе пробу некуда ставить! 
- Да ты! Ирод! Мы его тут пригрели, холм отвели лучший, соседа определили самого подходящего! А он меня! Да, я как дуну сейчас на тебя… - Манька набрала уже полные легкие воздуха и залезла в мешочек на поясе, там у нее травки всякие колдовские лежали. 
Я наблюдал, как сидхе распушает крылья и становится в позу на столе, тоже готовый ринуться в бой, и орет:
- Да ми чуем, от тебя Ростиславой несет! – я метко кинул в потерявшую контроль Маньку сковородку, благо не чугунную, а новейшую, тефлонувую, она приложилась ей прямо в лоб и Манька села на попу, свела глаза к переносице. Сидхе я накрыл ведром для мусора. Вздохнул. 
- Так, все оскорбления забудем. Маня, ты мне скажи: с кем ты была? Если Лу чувствует Рости? А ты утверждаешь, что проснулась на границе наших владений… - я вздохнул. – Я не обладаю дедукцией, но используя метод исключения, могу сказать, что тут замешан наш уважаемый Ерема. И взгляд свой косой не отводи! У меня все посчитано и прописано! Вы с ним давно уже не разговариваете и на общих сборищах стараетесь быть как можно дальше друг от друга! А тут еще я со своими нововведениями и поселенцами… - я стукнул по дну ведра. – Что у тебя, Яговна, с Еремой было? 
Марья вся скукожилась и тихо прошептала: 
- Любовь. 
Я повернулся к ней и опять глупо открыл рот. Любовь? 
- В каком веке? – просипел я, снимая ведро с начавшего биться в своей временной тюрьме сидхе. 
- Давно… - Маня обняла свои коленки и уткнулась в них носом. Я глубоко вздохнул и спросил единственный вопрос, который вертелся у меня на языке: 
- Так какого, бля, вы расстались? 
- С лешим я загуляла… - я ударился о стол лбом, Лу погладил меня по волосам, успокаивая нервного меня. – Митенька, тебе не понять… твое дело молодое, да и жизнь короткая, а мы вечные… нам скучно. Ерема темпераментный очень, а я тогда о спокойствии мечтала и о детях.… А он не хотел. На очередной круглой дате с Рости замутила, Ерема приревновал и разругались мы тогда, наговорив друг другу много чего, на всю жизнь запомнила, как он мне грозил, что отплатит. Отплатил. 
- Мания, вам нужно с Ерема поговорить по душам. – Уверенно проговорил сидхе, подлетая к ней. 
- Хех легко тебе, крылатое недоразумение, говорить. Я бы, наверное, согласилась от тебя дитё иметь, чем от него… - сидхе отлетел в сторону и повернулся ко мне, с мольбой в карих глазенках прошептал:
- Пусть она замолчит…. Я не могу до такого опуститься, чтобы в принятых меня землях, вот так плохо себя вести. Да, размножаться ми любить. Но не до такой степени, чтобы оплодотворять чужие жены. 
Я повернул голову и вперился в эту несостоявшуюся парочку. 
- Манька, ты хоть понимаешь, что если это действительно так, как ты тут плетешь, то Ерема сам себя подставил? 
- Чем это? – повернулась она ко мне. 
В избе запахло горелым, баба-яга подскочила и кинулась к печке. Взялась, совершенно не боясь обжечься, за горшок, и плюхнула его на стол, я отстранился вовремя, чтобы этот горшок, с моим ужином, не поставили прямо на голову. 
- А тем, что после небольшого разбирательства с Лу, мы с тобой точно сделаем правильный вывод. – Она задумчиво почесала подбородок. 
- Да. Что-то не сходится… ладно, ты кушай-кушай. – В большую деревянную плошку, огромной ложкой, мне была наложена перловка, сдобренная маслом и сахаром. Сама Манька села на другую табуретку и наложив себе каши, изрекла: - Сидхуленька, иди, что ли, поешь на дорожку, а то убегать, не попрощавшись, неприлично. 
Сидхе сверкнул глазами, но приземлился на ведро, она вручила ему блюдце и мы чинно приступили к ужину. 
Каждый в этой комнате думал о своем. 
Я не знаю, о чем думали они, но мои мысли были о насущном. 
Если во всей этой ситуации виноват Ерема, то… 
Я додумать не успел, всю избу тряхнуло, и моя каша оказалась у меня на голове, я сам на полу, и вспомнил тысячу и одно ругательство: 
- Да, елки-зеленые, да будь ты проклят! – я скинул миску с головы и вскочил на ноги. – Марья! 
- Митенька, не ругайся, ты же его знаешь, я сейчас сгоняю, погляжу, что стряслось… - и с громом исчезла. 
Я со вздохом встал и отряхнул только что вымытые волосы, поставил табурет на место. Хорошо, хоть, во избежание, все остальное у меня прибито к полу. Правда, пришлось перегибаться через стол и доставать потерявшего сознание сидхе. Я отряхнул его от пыли и устроил на своей кровати, прямо на подушке. 
Интенсивность моего труда набирает обороты к ночи. Ведь все, кто тут обитает, в основной своей массе, ночные жители. И вот этот шум и гам из-за одного очень любящего сладкое: 
- Горыныч опять не в духе. – Сообщила и так понятную вещь Марья. Отряхивая юбки от сучков, она села на табуретку и, улыбаясь, сообщила: - У него изжога, Митя. 
Я возвел глаза к потолку, пыли-то, как много, убраться бы или домового завести, только сейчас их днем с огнем не сыщешь. 
- Я же Ладимиру в прошлую субботу ягнят притаскивал, где я ему в вечер найду их… да еще в количестве трех штук! – сокрушенно проговорил я, надевая куртку и беря рюкзак. 
Идти надо, иначе змей Горыныч, по имени Ладимир, притопает сюда и будет всю ночь петь мне одну и ту же песню. И ладно, если бы у него голос был, и репертуар побольше. А то он где-то умудрился услышать песню группы Кино «Звезда по имени Солнце», переделал ее на «Звезда по имени Я» и каждый раз, когда обожреться, зная мою нелюбовь к его творчеству, приползает и поет. До тех пор, пока я не соберусь и не принесу ему из ближайшей деревни трех ягнят. Ведь только молодые барашки могут унять изжогу древнего змея Горыныча. 
- А это, Митенька, его не волнует, он уже надел сапоги, к тебе собирается, гитару взял… - я вылетел за дверь. 
Еще бы он играть умел. Рокер. 

Я любил вечерний лес больше всего, он непередаваемо красив именно в эту пору, когда еще солнце не село до конца и играет красно-золотыми лучами на кронах деревьев. Вечерние сумерки сглаживали все неровности и высвобождали всю красоту. Особенно красиво над лесным озером, ведь там у меня живут иностранки – озерные феи. Их танец в ночных сумерках завораживал. Да и не только озеро славилось своей красотой. Прогалина около моего дома тоже преображалась. В лучах заходящего солнца, нет-нет, да мелькал какой-нибудь зверек или величаво выходил олень, и солнце путалось в его ветвистых рогах, а рядом прекрасная, грациозная оленица. И в эту, можно сказать, мирскую картину вписывались маленькие черные карлики, прыгающие за уходящим солнцем, играли с ним в салочки, разминались перед ночной гульбой. Или аспид выползал погреться последними лучами, чтобы также как карлики, начать ночную охоту, перед этим вдоволь отдохнув.
Я довольно быстро пересек прогалину, обогнул лесное озеро и вышел через бурелом, благополучно расступившийся при моем появлении, на дорогу. 
До остановки, где останавливался автобус, идущий до ближайшей деревни, было довольно далеко. Обычно я пользовался услугами Серого или же Маниными. Они меня переносили непосредственно к остановке, и я благополучно садился на автобус. Но сегодня я слишком испугался внеурочной серенады Горыныча, так что придется топать самому. Но это даже к лучшему, подумаю хоть над проблемой в одиночестве. 
Что мы имеем и не можем решить? Утром я говорил с Еремой, так что если бы он был причастен к чему либо, он бы стал юлить и попытался бы себя выгородить…. Но он этого делать не стал, а уверенно заявил, что его бывшая возлюбленная спелась с сидхе. Значит, он не знал положение вещей или же… Он же прекрасно знал нрав Маньки и прекрасно был осведомлен о ее похождениях. И во всем этом фигурирует леший Ростислав. Что ж… 
Нужна очная ставка для них и чтобы они рассказали все, как было, уж соврать-то нечисть не сможет, особенно если я ей помогу. На этом и порешим, а то у меня еще полно дел, а я, как всегда, нормально не поел. 
Я свернул с дороги, примыкающей к лесу, и оказался на проезжей части. Асфальт меня просто убивал, я, как житель леса, старался вообще редко бывать в густонаселенных местах. В нескольких метрах от меня была остановка, и я направился к ней, поддерживая рюкзак за лямку. 
Вообще я его всегда с собой ношу, потому, что оставлять его в доме, где дверь всегда открыта и любой демон или существо могло свободно пройти, как к себе домой, было небезопасно. Нет, книга-энциклопедия не несла особого вреда, но там были описаны также и слабости любого из них. Вот, например, взять туже Марью: она подвержена влюбчивости, да, но если бы Ерема знал, что баба-яга будет ему верна, будь у него ее локон волос, он бы, наверное, обрил ее налысо. И то же самое про Ерему… слабости кикимор в детях, вот почему кикимор, ни в какую, не соглашался на заведение отпрыска. 
Я вздохнул. 
А в чем слабость человека? 
До остановки я дошел в раздумьях и остановился, как вкопанный. 
На обычной железной лавке сидел мальчик, на вид лет семь, не больше, белокурый, но понять это было возможно лишь по некоторым чистым прядям. Я бы сказал, что этот ребенок потерялся или бездомный, если бы мой наметанный глаз не заметил некоторых деталей. Один лапоть. Вторая нога с семью пальцами была грязная, но грязь не мешала рассмотреть эти маленькие семь пальчиков с острыми, как бритва, когтями. Мальчик сидел, держа в маленьких ручках узелок и опустив грязную голову. 
Я мысленно потер ручки. Иногда и Хранителю Митьке может повезти, в самых неожиданных местах, а дома у Митьки не убрано и грязно… 
Я медленно присел рядом с ним, огляделся, вокруг не было ни души. 
- Привет. – Тихо сказал я, глядя, как домовенок медленно поднимает голову и на меня посмотрели светлые, как небо после дождя, глаза, обрамленные светлыми, почти белыми ресничками, губки бантиком сложились в буковку «О». 
- Привет. – Пробубнил он. 
- Давно сидишь? – он недоуменно свел светлые брови в линию, становясь похожим на старичка. На щеке было грязное, размазанное, видимо, слезами, пятно. 
- Давно. 
- А лапоть где потерял? – для домовых важна принадлежность к дому, а если он в таком состоянии тут, да еще без лаптя, то ясно, что дома у него нет. А это прекрасно, для меня, естественно! 
- Дед умер, дом снесли, жилье не предоставили, обувь собака стащила, подрался, но отнять не смог, так как сил лишен почти. – Отчитался мне домовенок. 
- Ясно. Звать как? 
- Матвей. По батюшке Наумович. – Я улыбнулся. 
- Ну, что, Матвей Наумович, пойдешь ко мне, будешь горницу убирать, готовить, чистить, у меня баня есть, лапоть тебе сплету, а пока на…. - Я достал из кармана рюкзака брелок для ключей, в виде лапоточка, и протянул его домовому. 
Он сидел, неподвижно, ровно пять минут, я терпеливо ждал, домовые они такие, он считывал ауру и мои пристрастия. Определял, что я любил и ненавидел, есть ли у меня пороки и как излечить от них. 
Бедный Матвей, ему и не вдомек, что с такой нянькой, как Маня, пороки быстро улетают в трубу,… правда, я умудрился сохранить в себе один, но пороком это назвать трудно. 
Цепкая ручка схватила брелок и он пробубнил:
- Хранитель леса моим хозяином еще не был. – Я улыбнулся и потрепал домового по волосам. 
- Ничего, Матвей, все бывает в первый раз…